Неточные совпадения
Слезы вдруг хлынули ручьями из
глаз его. Он повалился в ноги князю, так, как был, во фраке наваринского
пламени с дымом, в бархатном жилете с атласным галстуком, новых штанах и причесанных волосах, изливавших чистый запах одеколона.
Но неудача эта гораздо более имела влияния на Бульбу; она выражалась пожирающим
пламенем в его
глазах.
Обидное сознание бессилия возрастало, к нему примешивалось сознание виновности пред этой женщиной, как будто незнакомой. Он искоса, опасливо посматривал на ее встрепанную голову, вспотевший лоб и горячие
глаза глубоко под ним, —
глаза напоминали угасающие угольки, над которыми еще колеблется чуть заметно синеватое
пламя.
Вдаль посмотреть нельзя: волны сверкают, как горячие угли, стены зданий ослепительно белы, воздух как
пламя — больно
глазам.
Большие восковые свечи горели тусклым красным
пламенем; волны густого дыма от ладана застилали
глаза; монотонное чтение раскольничьего кануна нагоняло тяжелую дремоту.
В огромной голове светились два огненных
глаза, изо рта пыхало
пламя.
Но в мрачном
пламени его
глаз было что-то незабываемое, беспредметно гневное, стихийное.
Крыша мастерской уже провалилась; торчали в небо тонкие жерди стропил, курясь дымом, сверкая золотом углей; внутри постройки с воем и треском взрывались зеленые, синие, красные вихри,
пламя снопами выкидывалось на двор, на людей, толпившихся пред огромным костром, кидая в него снег лопатами. В огне яростно кипели котлы, густым облаком поднимался пар и дым, странные запахи носились по двору, выжимая слезы из
глаз; я выбрался из-под крыльца и попал под ноги бабушке.
Правильные красивые черты зарисованы плавными, холодными линиями; голубые
глаза глядят ровно, спокойно; румянец редко является на этих бледных щеках, но это не та обычная бледность, которая ежеминутно готова вспыхнуть
пламенем жгучей страсти; это скорее холодная белизна снега.
Лиза подалась вперед, покраснела — и заплакала, но не подняла Марфы Тимофеевны, не отняла своих рук: она чувствовала, что не имела права отнять их, не имела права помешать старушке выразить свое раскаяние, участие, испросить у ней прощение за вчерашнее; и Марфа Тимофеевна не могла нацеловаться этих бедных, бледных, бессильных рук — и безмолвные слезы лились из ее
глаз и
глаз Лизы; а кот Матрос мурлыкал в широких креслах возле клубка с чулком, продолговатое
пламя лампадки чуть-чуть трогалось и шевелилось перед иконой, в соседней комнатке за дверью стояла Настасья Карповна и тоже украдкой утирала себе
глаза свернутым в клубочек клетчатым носовым платком.
Родион Потапыч подошел к паровым котлам, присел у топки, и вырвавшееся яркое
пламя осветило на сердитом старческом лице какую-то детскую улыбку, которая легкой тенью мелькнула на губах, искоркой вспыхнула в
глазах и сейчас же схоронилась в глубоких морщинах старческого лица.
Это была настоящая работа гномов, где покрытые сажей человеческие фигуры вырывались из темноты при неровно вспыхивавшем
пламени в горнах печей, как привидения, и сейчас же исчезали в темноте, которая после каждой волны света казалась чернее предыдущей, пока
глаз не осваивался с нею.
Окончив ужин, все расположились вокруг костра; перед ними, торопливо поедая дерево, горел огонь, сзади нависла тьма, окутав лес и небо. Больной, широко открыв
глаза, смотрел в огонь, непрерывно кашлял, весь дрожал — казалось, что остатки жизни нетерпеливо рвутся из его груди, стремясь покинуть тело, источенное недугом. Отблески
пламени дрожали на его лице, не оживляя мертвой кожи. Только
глаза больного горели угасающим огнем.
Она меня опять поневоле поцеловала, как ужалила, и в
глазах точно
пламя темное, а те, другие, в этот лукавый час напоследях как заорут...
Говоря это, Иудушка старался смотреть батюшке в
глаза, батюшка тоже, с своей стороны, старался смотреть в
глаза Иудушке. Но, к счастью, между ними стояла свечка, так что они могли вволю смотреть друг на друга и видеть только
пламя свечи.
Пламя свечи сияло; так был резок его блеск, что я снова отвел
глаза. Я увидел черные плавники, пересекающие волну, подобно буям; их хищные движения вокруг шлюпки, их беспокойное снование взад и вперед отдавало угрозой.
При нашем появлении он не тронулся и не ворохнулся, но тем не менее видно было, что чтение не сильно его занимало, потому что он часто зевал, вскидывал
глазами на
пламя свечи, очищал пальцами нагар и, поплевав на пальцы, опять лениво переводил
глаза к книге.
Молчание. Опять поклоны. Неугасимая лампада горит неровным
пламенем, разливая кругом колеблющийся неверный свет. Желтые полосы света бродят по выбеленному потолку, на мгновение выхватывают из темноты угол старинной печи и, скользнув по полу, исчезают. Нюша долго наблюдает эту игру света,
глаза у ней слипаются, начинает клонить ко сну, но она еще борется с ним, чтобы чуточку подразнить строгую бабушку.
Ирина подняла руку, в которой держала подсвечник, —
пламя пришлось на уровень с лицом ее мужа, — и, внимательно, почти с любопытством посмотрев ему в
глаза, внезапно захохотала.
В тёмный час одной из подобных сцен Раиса вышла из комнаты старика со свечой в руке, полураздетая, белая и пышная; шла она, как во сне, качаясь на ходу, неуверенно шаркая босыми ногами по полу,
глаза были полузакрыты, пальцы вытянутой вперёд правой руки судорожно шевелились, хватая воздух.
Пламя свечи откачнулось к её груди, красный, дымный язычок почти касался рубашки, освещая устало открытые губы и блестя на зубах.
Под сценой было забранное из досок стойло, на гвоздях висели разные костюмы, у входа сидели солдаты, которым, поплевывая себе на руки, малый в казинетовом пиджаке мазал руки и лицо голландской сажей. Далее несколько женщин белились свинцовыми белилами и подводили себе
глаза. Несколько человек, уже вполне одетые в измятые боярские костюмы, грелись у чугуна с угольями. Вспыхивавшие синие языки
пламени мельком освещали нагримированные лица, казавшиеся при этом освещении лицами трупов.
Прошло часа два. Наталья собралась с духом, встала, отерла
глаза, засветила свечку, сожгла на ее
пламени письмо Рудина до конца и пепел выкинула за окно. Потом она раскрыла наудачу Пушкина и прочла первые попавшиеся ей строки (она часто загадывала так по нем). Вот что ей вышло...
Еще синел уходящий день на острых скулах и широком, прямом носу, а вокруг
глаз под козырьком уже собиралась ночь в красных отсветах
пламени, чернела в бороде и под усами.
— Теперь пойдемте, — сказал старик; его
глаза заблистали мрачным
пламенем… он махнул рукою… ему надели на шею петлю, перекинули конец веревки через толстый сук и… раздался громкий хохот, потом вдруг молчание, молчание смерти!..
А кто серебро возьмёт, —
Тому ноги отшибёт!
А кто золото возьмёт, —
Того
пламенем сожжёт!
А яхонты, жемчуга
Всё бельмами на
глаза!..
Руки царя лежат неподвижно на коленях, а
глаза, затененные глубокой мыслью, не мигая, устремлены на восток, в сторону Мертвого моря — туда, где из-за круглой вершины Аназе восходит в
пламени зари солнце.
Теперь он упорно выдерживал пристальный взгляд Щавинского, и в его рыжих звериных
глазах фельетонист увидел
пламя непримиримой, нечеловеческой ненависти.
Жарко пылают дрова в печи, я сижу пред нею рядом с хозяином, его толстый живот обвис и лежит на коленях, по скучному лицу мелькают розовые отблески
пламени, серый
глаз — точно бляха на сбруе лошади, он неподвижен и слезится, как у дряхлого нищего, а зеленый зрачок все время бодро играет, точно у кошки, живет особенной, подстерегающей жизнью. Странный голос, то — высокий по-женски и ласковый, то — сиплый, сердито присвистывающий, сеет спокойно-наглые слова...
— К чорту вашу культуру! — решительно произнес студент с большими черными
глазами, горевшими на бледном лице каким-то темным
пламенем. При этом он стукнул об землю большою палкой. Но в среде кружка это решительное заявление вызвало некоторое замешательство. Спор отклонился. В кружке беспорядочно зашумели.
Нужно было немало времени, пока наконец представитель почтового ведомства, совавший голову чуть не в самое
пламя и разминавший льдины полузастывшими пальцами, предстал перед нами в своем настоящем виде: молодое, но значительно отекшее лицо, беспокойные, но тусклые
глаза, испуганная подвижность во всей фигуре, короткий и узкий мундир, лопнувший по швам, и заячьи чулки на ногах.
Источник заговора — византийская полулегенда, полузаклинание, где говорится о святом Сисинии, гоняющемся за демонической Гилло, у которой двенадцать имен: «волосы у ней до пят,
глаза как огонь, из пасти и от всего тела исходило
пламя; она шла, сильно блеща, безобразная видом».
Пламя осветило его лицо:
глаза глядели тускло.
Все
пламя, весь пожар, пламеневший в груди его, словно истлели и угасли в один миг и на один миг; он с смущением опустил
глаза и боялся смотреть на нее.
— Она?.. Я не заметила. Она еще совсем ребенок. Но вот Фроим. Он сразу побледнел, как стена… Я никогда, никогда не забуду… Все потемнело… только это красное
пламя. Фроим такой странный… Знаешь, я никогда до сих пор не замечала, какой у него сильный шрам над
глазом… Ах, боже мой! Да где же они в самом деле? Или пошли к Дробышу? Но они говорили, что пройдут к тебе, затопят камин и станут сушиться… Смотри: туча уже ушла и светит солнце, но и оно какое-то другое, холодное… Точно и его охолодил град…
Когда я перечитал последнее письмо матери и поднес его к свечке, невольная слеза зашевелилась в
глазах. Мне представился ясно этот новый удар моей матери, но что меня не остановило. Здесь или за стеной — я для нее уже не существую. Листок загорелся, и мне казалось, что вместе с последним язычком
пламени исчезло все мое прошлое. С этих пор я становился фактически чернским мещанином Иваном Ивановым. Мой план был готов и полон.
Он глядит на
пламя свечки, кося
глаза и рассеянно и печально улыбаясь.
В синее
пламя ветер
глаза раздул.
Игумен, не замечая его, продолжал чтение; он был в восторге,
глаза его горели юношеским
пламенем; в лице было столько торжественности, что казалось, оно распространяет лучезарный свет и что ему, как Моисею, нужно покрывало.
Потом все притихли и молча глядели на
пламя, охваченные тем непонятным, тихим очарованием, которое ночью так властно и так приятно притягивает
глаза к яркому огню.
По небу, описывая медленную дугу, скатывается яркая и тяжелая звезда. Через миг по мосту идет прекрасная женщина в черном, с удивленным взором расширенных
глаз. Все становится сказочным — темный мост и дремлющие голубые корабли. Незнакомка застывает у перил моста, еще храня свой бледный падучий блеск. Снег, вечно юный, одевает ее плечи, опушает стан. Она, как статуя, ждет. Такой же Голубой, как она, восходит на мост из темной аллеи. Также в снегу. Также прекрасен. Он колеблется, как тихое, синее
пламя.
Прикрыв дверь и портьеру, Тугай работал в соседнем кабинете. По вспоротому портрету Александра I лезло, треща,
пламя, и лысая голова коварно улыбалась в дыму. Встрепанные томы горели стоймя на столе, и тлело сукно. Поодаль в кресле сидел князь и смотрел. В
глазах его теперь были слезы от дыму и веселая бешеная дума. Опять он пробормотал...
Почти бегает взад и вперед по светлице взволнованная девушка, на разные лады обдумывая мщенье небывалой разлучнице. Лицо горит,
глаза зловещим
пламенем блещут, рукава засучены, руки крепко сжаты, губы трепещут судорогами.
— Что такое? — бросив посуду и обращаясь к Пантелею, вскликнул Патап Максимыч.
Пламенем загорелись под нахмуренными бровями
глаза его.
Проходя мимо открытого окна, Фленушка заглянула в него… Как в темную ночь сверкнет на один миг молния, а потом все, и небо, и земля, погрузится в непроглядный мрак, так неуловимым
пламенем вспыхнули
глаза у Фленушки, когда она посмотрела в окно… Миг один — и, подсевши к столу, стала она холодна и степенна, и никто из девиц не заметил мимолетного ее оживления. Дума, крепкая, мрачная дума легла на высоком челе, мерно и трепетно грудь поднималась. Молчала Фленушка.
Одна за другой, по высокой лестнице брачного чертога и по дорогам сада, ступая на те места, которых касались ноги Жениха, шли пять Мудрых дев, увенчанные золотыми венцами, сияющими, как великие светила. С
глазами, полными слез, и с сердцами, объятыми
пламенем печали и восторга, шли они возвестить миру мудрость и тайну.
Все бросились наверх и были поражены тем, что увидали. Действительно, море точно горело по бокам корвета, вырываясь из-под него блестящим, ослепляющим
глаз пламенем. Около океан сиял широкими полосами, извиваясь по мере движения волны змеями, и, наконец, в отдалении сверкал пятнами, звездами, словно брильянтами. Бока корвета, снасти, мачты казались зелеными в этом отблеске.
У Дуни в
глазах помутилось, лицо вспыхнуло
пламенем, губы судорожно задрожали, а девственная грудь высоко и трепетно стала подниматься, потом слезы хлынули из очей. Ни слова в ответ она не сказала.
На правом клиросе в «дискантах» стоит Васса и
глаз не сводит со священника… А сердечко девочки стучит да стучит… Перед мысленным взором Вассы всплывает снова вчерашняя картина… Горящая печь и в
пламени ее извивающаяся змеею Паланина вышивка.
Ты видишь, как приветливо над нами
Огнями звезд горят ночные небеса?
Не зеркало ль моим
глазам твои
глаза?
Не все ли это рвется и теснится
И в голову, и в сердце, милый друг,
И в тайне вечной движется, стремится
Невидимо и видимо вокруг?
Пусть этим всем исполнится твой дух,
И если ощутишь ты в чувстве том глубоком
Блаженство, — о! тогда его ты назови
Как хочешь:
пламенем любви,
Душою, счастьем, жизнью, богом, —
Для этого названья нет:
Все — чувство. Имя — звук и дым…
Ведь правда: когда одним
глазом смотришь на тот свет, то в
глазу, обращенном на этот, едва ли может гореть особенно яркое
пламя… как в ваших
глазах хотя бы.